Неточные совпадения
С своей стороны, я предвижу возможность подать следующую мысль: колет [Колет (франц.) — короткий
мундир из
белого сукна (в кирасирских полках).] из серебряного глазета, сзади страусовые перья, спереди панцирь из кованого золота, штаны глазетовые же и на голове литого золота шишак, увенчанный перьями.
— Он указал на представительную фигуру Степана Аркадьича в
белых панталонах и камергерском
мундире, ходившего с генералом.
Молодые же были в дворянских расстегнутых
мундирах с низкими талиями и широких в плечах, с
белыми жилетами, или в
мундирах с черными воротниками и лаврами, шитьем министерства юстиции.
На правой стороне теплой церкви, в толпе фраков и
белых галстуков,
мундиров и штофов, бархата, атласа, волос, цветов, обнаженных плеч и рук и высоких перчаток, шел сдержанный и оживленный говор, странно отдававшийся в высоком куполе.
Выражение его лица и всей фигуры в
мундире, крестах и
белых с галунами панталонах, как он торопливо шел, напомнило Левину травимого зверя, который видит, что дело его плохо.
В церкви была вся Москва, родные и знакомые. И во время обряда обручения, в блестящем освещении церкви, в кругу разряженных женщин, девушек и мужчин в
белых галстуках, фраках и
мундирах, не переставал прилично тихий говор, который преимущественно затевали мужчины, между тем как женщины были поглощены наблюдением всех подробностей столь всегда затрогивающего их священнодействия.
[Брыжжи —
белые воротнички, которые запрещалось выпускать из-под воротника
мундира.]
Жены местных властей, так сказать хозяйки вод, были благосклоннее; у них есть лорнеты, они менее обращают внимания на
мундир, они привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под
белой фуражкой образованный ум.
Это был человек лет семидесяти, высокого роста, в военном
мундире с большими эполетами, из-под воротника которого виден был большой
белый крест, и с спокойным открытым выражением лица. Свобода и простота его движений поразили меня. Несмотря на то, что только на затылке его оставался полукруг жидких волос и что положение верхней губы ясно доказывало недостаток зубов, лицо его было еще замечательной красоты.
День, с утра яркий, тоже заскучал, небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные люди шагали вяло. А голубоватая, скромная фигура царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных людей, одетых в черное и в
мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди в
мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в
белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в
мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало открыв рты, глядя куда-то через головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
Местами расставлены жандармы в треугольных шляпах, темных
мундирах с
белою перевязью, верхом на небольших, но крепких, коренастых лошадях.
Тут, во время службы в Сенате, его родные выхлопотали ему назначение камер-юнкером, и он должен был ехать в шитом
мундире, в
белом полотняном фартуке, в карете, благодарить разных людей за то, что его произвели в должность лакея.
Приедет в
мундире, в
белых перчатках — картина! — как тут отказать!
Он в
мундире военного министерства с серебряными петлицами на высоком и туго застегнутом воротнике; посредине груди блестит ряд пуговиц из
белой латуни; сзади трясутся коротенькие фалдочки.
Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в
мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не
белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по
белому свету и выучивать грехам добрых людей.
В то время развязывал он чемодан, вынимал
белье, рассматривал его хорошенько: так ли вымыто, так ли сложено, снимал осторожно пушок с нового
мундира, сшитого уже без погончиков, и снова все это укладывал наилучшим образом.
Еще до кадетского корпуса, совсем маленьким, я надевал
белый кавалергардский
мундир моего отца, ленты и звезды моего деда.
Подъезжает в день бала к подъезду генерал-губернаторского дворца какой-нибудь Ванька Кулаков в
белых штанах и расшитом «благотворительном»
мундире «штатского генерала», входит в вестибюль, сбрасывает на руки швейцару соболью шубу и, отсалютовав с вельможной важностью треуголкой дежурящему в вестибюле участковому приставу, поднимается по лестнице в толпе дам и почетных гостей.
На новогоднем балу важно выступает под руку с супругой банкир Поляков в
белых штанах и
мундире штатского генерала благотворительного общества. Про него ходил такой анекдот...
12 января утром — торжественный акт в университете в присутствии высших властей столицы. Три четверти зала наполняет студенческая беднота, промышляющая уроками: потертые тужурки, блины-фуражки с выцветшими добела, когда-то синими околышами… Но между ними сверкают шитые воротники роскошных
мундиров дорогого сукна на
белой шелковой подкладке и золочеными рукоятками шпаг по моде причесанные франтики: это дети богачей.
Мундир был военного образца с
белыми эполетами, с короткой талией и короткими полами, так что капитан напоминал в нем долговязого гимназиста, выросшего из прошлогоднего
мундира.
Однажды к нашей квартире подъехала извозчичья парная коляска, из которой вышел молодой офицер и спросил отца. Он был в новеньком свежем синем
мундире, на котором эффектно выделялись
белые аксельбанты. Шпоры его звенели на каждом шагу приятным тихим звоном.
Г-н
Белый, майор Ш. и секретарь полицейского управления г. Ф., в
мундирах, торжественные, отправились в Кусун-Котан вручать ордена; и я поехал с ними.
Из второго экипажа горошком выкатился коротенький и толстенький старичок исправник в военном
мундире, в
белых лайковых перчатках и с болтавшеюся на боку саблей.
Наконец, показался и Лука Назарыч, грузно уселся в экипаж и вместе с исправником, нарядившимся в
мундир и
белые перчатки, отправился в церковь.
По будням — синие сюртуки с красными воротниками и брюки того же цвета: это бы ничего; но зато по праздникам —
мундир (синего сукна с красным воротником, шитым петлицами, серебряными в первом курсе, золотыми — во втором),
белые панталоны,
белый жилет,
белый галстук, ботфорты, треугольная шляпа — в церковь и на гулянье.
Когда тот приехал к ним, то застал у них несколько военных в
мундирах и несколько штатских в черных фраках и в безукоризненном
белье.
В левом углу зала отворилась высокая дверь, из нее, качаясь, вышел старичок в очках. На его сером личике тряслись
белые редкие баки, верхняя бритая губа завалилась в рот, острые скулы и подбородок опирались на высокий воротник
мундира, казалось, что под воротником нет шеи. Его поддерживал сзади под руку высокий молодой человек с фарфоровым лицом, румяным и круглым, а вслед за ними медленно двигались еще трое людей в расшитых золотом
мундирах и трое штатских.
А сзади судей, с портрета, через их головы, смотрел царь, в красном
мундире, с безразличным
белым лицом, и по лицу его ползало какое-то насекомое.
Кто-то, без
мундира, в одной
белой рубашке, плясал вприсядку посредине комнаты, ежеминутно падая назад и упираясь рукой в пол.
По шоссе медленно ехал верхом офицер в
белых перчатках и в адъютантском
мундире. Под ним была высокая длинная лошадь золотистой масти с коротким, по-английски, хвостом. Она горячилась, нетерпеливо мотала крутой, собранной мундштуком шеей и часто перебирала тонкими ногами.
Семенов остановился, прищурил глаза и, оскалив свои
белые зубы, как будто ему было больно смотреть на солнце, но собственно затем, чтобы показать свое равнодушие к моим дрожкам и
мундиру, молча посмотрел на меня и пошел дальше.
Злосчастные фараоны с завистью и с нетерпением следили за тем, как тщательно обряжались обер-офицеры перед выходом из стен училища в город; как заботливо стягивали они в талию новые прекрасные
мундиры с золотыми галунами, с красным вензелем на
белом поле.
Военные портные уже уведомлены, какого цвета надо пришивать петлички к заказанным
мундирам и какого цвета кантики:
белого, красного, синего или черного.
Белые замшевые тугие перчатки на руках; барашковая шапка с золотым орлом лихо надвинута на правую бровь; лакированные блестящие сапоги; холодное оружие на левом боку; отлично сшитый
мундир, ладно, крепко и весело облегающий весь корпус;
белые погоны с красным витым вензелем «А II»; золотые широкие галуны; а главное — инстинктивное сознание своей восемнадцатилетней счастливой ловкости и легкости и той самоуверенной жизнерадостности, перед которой послушно развертывается весь мир, — разве все эти победоносные данные не тронут, не смягчат сердце суровой и холодной красавицы?..
Но в эту минуту дверь широко раскрылась, и денщик в
мундире Ростовского полка, в
белых лайковых перчатках сказал...
Камер-юнкер, сев за стол, расстегнул свой блестящий кокон, причем оказалось, что под
мундиром на нем был надет безукоризненной чистоты из толстого английского пике
белый жилет.
Около стен залы сидели нетанцующие дамы с открытыми шеями и разряженные, насколько только хватило у каждой денег и вкусу, а также стояло множество мужчин, между коими виднелись чиновники в вицмундирах, дворяне в своих отставных военных
мундирах, а другие просто в черных фраках и
белых галстуках и, наконец, купцы в длиннополых, чуть не до земли, сюртуках и все почти с огромными, неуклюжими медалями на кавалерских лентах.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский
мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась
белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Казак с великим усилием поднимал брови, но они вяло снова опускались. Ему было жарко, он расстегнул
мундир и рубаху, обнажив шею. Женщина, спустив платок с головы на плечи, положила на стол крепкие
белые руки, сцепив пальцы докрасна. Чем больше я смотрел на них, тем более он казался мне провинившимся сыном доброй матери; она что-то говорила ему ласково и укоризненно, а он молчал смущенно, — нечем было ответить на заслуженные упреки.
Прежде всего не узнаю того самого города, который был мне столь памятен по моим в нем страданиям. Архитектурное обозрение и костоколотная мостовая те же, что и были, но смущает меня нестерпимо какой-то необъяснимый цвет всего сущего. То, бывало, все дома были
белые да желтые, а у купцов водились с этакими голубыми и желтыми отворотцами, словно лацканы на уланском
мундире, — была настоящая житейская пестрота; а теперь, гляжу, только один неопределенный цвет, которому нет и названия.
Мне стыдно было являться в роту, и я воспользовался тем, что люди были на учебных занятиях, взял узелок с
бельем и стеганую ватную старую куртку, которую в холод одевал под
мундир.
Ежов считался в роте «справным» и «занятным» солдатом. Первый эпитет ему прилагали за то, что у него все было чистенько, и
мундир, кроме казенного, срочного, свой имел, и законное число
белья и пар шесть портянок. На инспекторские смотры постоянно одолжались у него, чтобы для счета в ранец положить, ротные бедняки, вроде Пономарева, и портянками и
бельем. «Занятным» называли Ежова унтер-офицеры за его способность к фронтовой службе, к гимнастике и словесности, обыкновенно плохо дающейся солдатам.
С этого года юнкеров переименовали в вольноопределяющихся, им оставили галуны на воротнике и рукавах
мундира, а вместо золотых продольных на погонах галунов нашили из
белой тесьмы поперечные батончики.
Первый эпитет ему прилагали за то, что у него все было чистенькое, и
мундир, кроме казенного, срочного, свой имелся, и законное число
белья, и пар шесть портянок.
Еще бывши юным, нескладным, застенчивым школьником, он, в нескладном казенном
мундире и в безобразных
белых перчатках, которых никогда не мог прибрать по руке, ездил на Васильевский остров к некоему из немцев горному генералу, у которого была жена и с полдюжины прехорошеньких собой дочерей.
И все эти господа и я, когда мы, бывало, тридцатилетние развратники, имеющие на душе сотни самых разнообразных ужасных преступлений относительно женщин, когда мы, тридцатилетние развратники, входим чисто-начисто вымытые, выбритые, надушенные, в чистом
белье, во фраке или в
мундире в гостиную или на бал — эмблема чистоты — прелесть!
Скоро старый
мундир с изношенными обшлагами протянул на воздух рукава и обнимал парчовую кофту, за ним высунулся дворянский, с гербовыми пуговицами, с отъеденным воротником;
белые казимировые [Казимировые — из полушерстяной материи.] панталоны с пятнами, которые когда-то натягивались на ноги Ивана Никифоровича и которые можно теперь натянуть разве на его пальцы.
Вокруг была пышная свита; но я не помню никого из этого блистательного отряда всадников, кроме одного человека на сером коне, в простом
мундире и
белой фуражке.